Одинокая и молчащая, она сидела на мягком большом одеяле, подогнув под себя ноги и опустив вниз лицо. Девушка перебирала моменты из памяти, явно пытаясь вспомнить что-то, ушедшее вглубь прошлых безрадостных лет. Она теребила в руках какую-то игрушку, глядя на неё и одновременно с тем пряча её от глаз наблюдателей. Мариса никак не хотела, чтобы её застали сейчас, и поэтому всегда закрывала дверь за замок, установленный внутри её комнаты.
Длинные волосы девушки рассыпались по всей спине. Густым каскадом спадали на плечи и то самое пушистое и мягкое одеяло. Давно не касались её воспоминания давнего времени. Они казались ушедшими, однако оказались не умершими. Обыкновенная уборка и перестановка в комнате сумела воскресить грусть и боль. И Мариса снова казалась маленькой, держащая в руках свою любимую куклу с забавным и приятным именем Мелисса, которая всегда была её верным другом и пыталась, пусть не всегда, избавить малышку от одиночества.
…На самом деле Мариса едва выделялась на фоне своих сверстников, была такой же маленькой и такой же красивой девочкой. Ей было всего пять или шесть, никто точно не знал её возраста. Никто с ней не мог говорить — родители всегда уводили дочку подальше от других малышей.
Сама Мариса хотела общаться со всеми, но мама твердила: «Они тебе не друзья!» Почему она так говорила, сложно уже сказать. У матери, видно, было нелёгкое детство, но вместо того, чтоб забыть, подарила его ребёнку.
Мариса чувствовала себя не такой, как другие, но старалась не думать об этом. Она часто играла в куклы, которых у неё было много, и в ходе случайной игры заметила, как сильно похожа на неё кукла Мелисса. У них были почти одинаковые большие серого цвета глаза, густые волосы и тонкие белые пальцы, они обе были одеты в лёгкое кремово-белое платьице, и даже носочки были чем-то похожи. «Как будто мы — сёстры», — даже казалось малышке. Она так полюбила такое сравнение, что без конца говорила о нём, а родителям это не нравилось.
…Маленький столик был накрыт на двоих. Кружевная скатерть из небольшого платка. Маленькие узорчатые чашечки и такие же блюдца. В каждой чашке была налита вода, а в воде плавал цветок соседней яблони. Нежные лепестки нравились очень Марисе, их аромат заставлял погрузиться в сладкие фантазии о спокойствии, напомнить что-то из снов и фантазий. Кукла, сидящая на соседнем стульчике, также во все глаза смотрела на эту картину. Возможно, и она думала. Или разглядывала новое платье хозяйки. Её густые и пышные волосы, доходящие той до колен.
На столе также стояла миска с конфетами и маленький кусок пирога. Девочка стащила их с кухни и поставила себе в качестве украшения, но почти сразу не выдержала и уплетала уже не первую сладость.
В её волосах запутались крошки, капельки варенья из пирога, а грязные липкие руки оставили на платье отметины. И такая она пошла гулять, грязная и непричесанная. Такой же вернулась назад. Когда мама ворвалась в комнату, девочка очень долго кричала, чтоб Мар не делала такого более. Чтобы не смела врать и есть так много конфет. И о том, что теперь её волосы «стали испорчены». И взяла ножницы, и обрезала длинные кудри. Дочка плакала и пыталась вырваться, убежать. Ножницы ловко орудовали вокруг головы, оставалось лишь закрыть глаза и… смириться. Локоны, полные крошек сменились короткой стрижкой.
Печальная и удивлённая, Мариса долго сидела в своей комнате, не рыдая, а думая о том, как теперь она будет выглядеть перед Мелиссой. Решение пришло само, и маленькие ручки взяли мамины ножницы. Она сделала кукле такую же «модную» стрижку, а после легла с ней спать…
…Девушка помнила этот день, как сегодня, и не важно, сколько лет прошло с тех далеких годов. Маленькие холодные ручки обхватывали её с той же нежностью, а большие полные грусти глаза смотрели так же, как раньше. Испытания лишь начинались, и ни Мариса, ни кукла Мелисса не могли представить, что будет. Они попросту не могли знать, сколько боли выпадет на их судьбы.
…Малышка играла в куклы намного дольше своих знакомых и сверстников. Те молча насмехались над эти, говоря, что она такая одна и что она «очень странная». Когда-то её толкнули, и девочка сломала руку. Пришлось и кукле сделать так на следующий день. Зачем? Этого малышка едва ли могла понять. Что-то толкало её на подобные действия, что-то, находящееся глубоко внутри её подсознания, что-то против её доброй воли. Итак, каждый раз, когда Мариса получала боль, она передавала её Мелиссе, и на какое-то время становилось немножко легче.
След от небольшой операции, большущий синяк под глазом, полученный от любимого, период, когда ей совсем не хотелось есть, и много-много других несчастливых моментов… Этого было слишком, как ей казалось, много, у других почему-то не так.
Словом, грустным оказалось детство Марисы и её куклы. И не важно, что всё это давно уже в прошлом. Волосы отрасли, шрамы постепенно белели, синяки уж подавно прошли. Да только исчезли у девочки, на игрушке остались все.
…Говорят, куклы слишком похожи на нас, людей. Возможно, именно по этой причине фарфоровая подружка Марисы выглядела настолько израненной… Или дело не в этом, но тогда в чём? Разгадка почти на поверхности, только, чтобы понять её, понадобился не один год…
…Девушка встала с кровати и поклялась себе больше не вспомнить ушедшего. Она отбросила слёзы, смахнув их одним движением. Она спрятала малышку в тайник, а пока несла её, поняла, что не зря, наверное, в юном возрасте делала с эти странные вещи, не зря уродовала подругу, не зря причиняла ей боль. Боль причинила жизнь, Мелисса стала такой же случайной жертвой, как и сама Мариса. А раны, оставленные ножницами, ножами и красками — это шрамы души, они не могут исчезнуть полностью, пусть даже пройдёт много лет. Пусть даже снова отрастут волосы, или срастутся кости. Это случилось давно, но шрамы болят и сегодня. Говорят, что лечения нет. И те, кто столкнулся с подобным, нередко пытается «подарить» свою боль кому-то другому… Говорят, что это единственный способ. Но действует он лишь какое-то время…
Севастополь, февраль 2019 г.
