Этот день начался точно так же, как и другие, и ничто не предвещало его внезапного меланхолического конца. Я встал, позавтракал и принялся за свои дела, возился почти до полудня с бумагами по работе, а после обратил взор к ней. Девушка в длинном и пышном платье сидела на кровати и ждала. С каждым днём её малиновые глаза становились всё более печальными и уставшими. Красивые руки дрожали. Волосы, длинные и нерасчёсанные, спутались в большой клубок. Кажется, из него даже проглядывали маленькие полевые цветочки и тонкие листики, и травинки.
Девушка сидела на пушистом одеяле и вздыхала. Она ждала внимания и явно его любила, но в последнее время была чем-то сильно больна. Глаза казались рассеянными, её мысли путались не лучше волос, а слова звучали достаточно тихо. Я спрашивал её и не раз: «Что случилось?» Она отвечала: «Я в норме», и явно при этом врала.
Что ж, некоторые догадки начинали ко мне приходить, однако они не были ещё оформившимися и полностью понятыми. Мы по-прежнему обсуждали с ней сюжеты моих новых книг, а иногда девушка сама этого жаждала, заставляла писать, даже когда я не хотел. Находила ласковые слова или гладила по голове. Словом, всё для достижения цели.
Как-то раньше она делала это достаточно часто, а в последнее время почти перестала. Я не мог понять, почему так, ей было по-прежнему интересно, но придумывала она с трудом. Точно что-то изменилось в ней или во мне, или она охладела к этому внебрачному творческому союзу.
Когда год подходил к концу и захотелось подсчитать, сколько всего я написал, и цифра оказалась огромной, в голову снова пришла догадка, что это написал не я, а она. Достаточно много. Девушка превзошла ожидания. Вроде была печальной и грустной и не горела желанием, однако работала и помогала.
Но в один день слегла окончательно. Она отказывалась со мной говорить, ворочала нос от любого сюжета. И это было так странно, так на неё не похоже…
«Этот год мы поработали хорошо!»
«Что, значит, мы? Я.» - ответила она с холодом, недовольство, которое слышалось в голове, читалось и на лице. Глянцевая кожа покрылась пятнами, под глазами виднелись круги. «Это ты со мной сделал!» – продолжала говорить девушка, точно отвечая на немой вопрос, застывший на краю языка.
«Даже если я, не специально». До меня долго не могла дойти причина подобного изменения. Даже после ещё одного разговора о её волшебной сущности и явных намеков на волнующий меня ответ, всё продолжило находиться под крышей тайны, не сдвинулось ни на каплю.
Я счёл наш разговор маленьким семейным скандалом, однако всё оказалось куда серьёзнее. Девушка, выполняющая роль музы, и была музой, выглядела больной и уставшей. Воспоминание о ярких малиновых глазах, пышных волосах и красивой внешности, которые были у неё не так давно, не вязались с тем чудищем, которое сидело на кровати и изнывало от чего-то ужасного.
Говорила про боль. А ещё бледность, дрожь и сонливость. Что ж, я верил. Хрустальные капельки слёз в уголках глаз невозможно было подделать, они-то и задевали меня за живое. Напомнили собственные обиды и промахи. И в один момент чуть не поставили в истории жирную точку.
Пришло осознание её слов, а количество написанных текстов перевалило за сотню, даже немногим больше. Девушка обрезала волосы и давно уже поменяла свой старинный неуклюжий наряд на майку с обычными джинсами. Теперь она едва ли напоминала ту, светящуюся солнечным светом, которую я встретил когда-то в воображении. И она очень просила пить.
Совпадение или нет: последняя моя книга была написана про пустыню. Она-то, кажется, и иссушила несчастную деву-музу. А может, всё это случайность?
Больная уставшая муза блуждала в собственных мыслях, пила принесённый мною компот и заедала его старыми пряниками. Она была не в состоянии больше ничего мне советовать, теперь советовать был должен я, успокаивать и внушать силы к жизни. Еда, понимание и объятия – лишь малая часть того, что пришлось в этот день выполнить…
…И она воспрянула, расцвела, маленькие головки и листики показались в волосах, на одежде, одним словом, везде, где бы она ни садилась. Глаза снова наливались жизненным блеском, кожа становилась красивей и мягче. Знаете, сколько ушло времени на преображение? Не месяц и даже не два, почти год… Я понял, что много писал и потому был вынужден взять этот временный отпуск. Кризис – слово, под которым кроется тайна. А на самом деле долгая и удивительная история взаимоотношений и тысячи сказанных слов. Половина из них – на ветер.
Коллеги сказали, я – никудышный автор. Припомнили слова, что буду писать каждый день, и за этот неполный год звонили не раз с издательства. Они думали, всё так просто, муза не может устать и обязана работать, как лошадь. А ведь чем больше работает она, тем больше устает, понимаете? Без маленьких чёрных полос, которые именуют кризисами, не настанут белые полосы. Если моя девушка продолжит мучить себя, однажды она просто сломается.
Счастье так же должно отдыхать, чтобы потом быть большим и весёлым. Несчастье – это по сути оно же, только обиженное и обозлённое. Странно, не правда ли? Да. Это тоже она всё поведала. Нашептала в один из дней и закружила в словесном танце…
Как наивно казалось выпрашивать идеи, когда муза сама была готова поделиться ими. Как… глупо. Да, только не мог я знать. Теперь знаю. Теперь буду ученый. Белые и чёрные полосы не могут существовать друг без друга, вторые помогают первым, чтобы они приносили нам больше счастья. Придётся заставлять кое-кого делать перерывы в работе и баловать её, лучше так.
Севастополь, январь 2019 г.
