– Снова?
– Да. – они переглянулись и неспешно вышли из кабинета. – Я скажу ей… – через пару шагов. – Я сожалею!
Женщина, услышавшая ужасные слова врачей, забилась в безутешных рыданиях. Немолодой мужчина в сине-белом халате безучастно опустил свои серые безжизненные глаза и задумался. Ему уже стало привычно говорить о смерти детей. О неизвестной болезни, поражающей с самого раннего возраста. И том, что вакцины от неё не существует. Вряд ли её успеют изобрести в течение ближайшего времени – скорее все люди умрут. Вымрут, буквально лет через сорок.
«Поразительная болезнь! Ужасная! – повторял про себя мужчина. – Раньше нигде не встречалась. Сейчас же – почти везде. Кейси, Лару и Винса она тоже не обошла стороной… Мейделин не выдержит и покончит с собой, если с нашим последним сыном случится такая же участь!.. » Он шёл по узким сероватым коридорам, солнечный свет незаметно просачивался в окна. Начинало светать, но спать совсем не хотелось.
Новый день на Земле мало чем отличится от старого. Ничего не случится, кроме того, что умрёт ещё какое-то количество населения. Умрёт и завтра. Болезнь не оставит никого. Возможно, после она перекинется на оставшихся… «Не понимаю, почему подвержены только дети? Самые слабые – нет. Сам видел, своими глазами, как даже упитанные толстячки превращались в тщедушных малых.
Как будто кара. За все достижения, все прорывы. А кому их оставим? Слишком много узнали. Нельзя было. И они… Какие-то высшие силы… Смешно вспоминать о них в наше научное время! » – врач бегло посмотрел в окно. Вновь задумался и вздохнул. Ранее зеленоватый и некогда буйный от растительности горизонт заполняли железные балки. Люди без конца продолжали что-то строить. Им не хватало земли, а уже построенные дома были непригодны из-за однажды вспыхнувшей у людей эпидемии. Микробы остались в земле, похороненные вместе с жилищами. И это не смотря на то, что людей осталось совсем немного.
Плавучие города возвышались на десятки метров. Они портили океан. Его синь стала опасным прибежищем для бактерий и технических отходов. А ещё страшный смог – серо-чёрные клубы взамен бело-голубых облаков. Кажется, из-за него и вообще всей этой научной «гонки» природа начала мстить, пускать «в ход» разные бактерии, вирусы… Одни поражали детей – лишали будущего, другие – с иными проявлениями – набрасывались на взрослых и стариков. Болезней стало больше, и все они преобразились. Природа начала мстить… Сначала уничтожив водную жизнь, затем наслав на нас это.
Лукаш давно думал о будущем. Не о том, что ждало человеческий ум, а скорее людское тело, ослабевшее, беззащитное. Любой новый вирус с лёгкостью может убить. Не говоря уже о чём-то «серьёзном». Медицина давно «погибла», все разработки становятся старыми уже на следующий день – так быстро меняется время, так ничтожно пред ним человечество.
Как ни странно, но благодаря всем случившимся «изменениям» люди поняли, как дорога жизнь. Стали отводить больше времени близким и незнакомым людям. Уделять внимание мелочам. Стали заботливыми. Словом, психология их изменилась. И не только она. Политика разных стран устремилась лишь к одному – к выживанию. Каждый пытался помочь другому, испуганному и потерявшему надежды человеку.
– Каждый… Только сейчас… Если бы так было раньше…
***
Самый младший сын профессора Лукаша Рипмана рос, ничем не отличаясь от своих сестёр и от брата, за тем лишь исключением, что ещё был живой. Он ужасно переживал время «прощания» и, кажется, уже готовился к собственной смерти. Во всяком случае он знал, что является лёгкой мишенью. Ближайшие несколько лет, до тех пор, пока ему не исполнится 15-16, целых 5 лет. Впрочем, для болезни достаточно и пяти мгновений. Но он не боялся смерти, должно быть, привык и смирился.
Мальчишка любил играть у берега, не смотря на все запреты отца. На грязные высокие волны, что настигали и пожирали песок, не смотря на ужасных рыб, которых периодически выбрасывало здесь на поверхность. Когда-то, буквально несколько лет назад, когда тонкая бухта не была заставлена прибитыми штормами кораблями, он плавал, как рыба, и доставал со дна любопытные экспонаты отцу. Помнится, Лукаш одно время увлекался подводными организмами, даже хотел сменить свой научный профиль, но теперь казалось, будто было это как минимум тысячу лет назад… Последующие события развивались диковинно быстро. Лукаш оказался весьма хорош в иммунологии, и выбирать уже не пришлось. Он занял почетное место профессора и одно время даже был готов возглавить собственную лабораторию.
Вот и сегодня Алан бродил у воды. Он разглядывал почерневший песок, выброшенных на него устриц и водоросли. Быстрые умелые пальцы с лёгкостью раскрывали раковины, и так был обеспечен обед. Устрицы, как и другие моллюски, не с большой радостью водились в загрязнённой зеленоватой воде, и поэтому люди выкопали специальный «загон» – лагуну, в месте, где чаще всего встречались отливы, приливы. В её строительстве принимал роль и сам Алан и часто ходил, и следил, чтобы большие волны не залили лагуну водой. К сожалению, уберечь от всемогущей эволюции заграждения ничего не смогли. Грязная вода, а с нею и все вредные вещества, просачивалась в лагуну под насыпью, и устрицы, и все другие обитатели, постепенно начинали мутировать. Даже водоросли, если выживали, обязательно приобретали странную форму или окрашивались в непредсказуемый, довольно непривлекательный цвет.
Сумка, перекинутая через плечо Алана, полнилась уже тремя раковинами. Насыщенное жирами мясо моллюсков становилось единственным источником меди и железа на протяжении последних месяцев. Нужно было лишь оставить ракушку в воде, подождать, чтобы она наполнилась относительно «чистой» водой и предаться мастерству кулинарии.
Кроме моллюсков, некогда бывших изысканными деликатесами, в океане ничего не осталось. Может, где-то, в других тропических морях, они плавали, но в Атлантическом океане перевелись. Слишком испортил человек природу, и, кажется, она решила ответить измором.
Но не сегодня. Сегодня они голодать не станут. Мама похвалит его. И от этого Алан был рад. Холодный ветер трепал его неопрятные светлые волосы. Босые ноги быстро перебегали по влажным колючим камням. Мальчишка не боялся холода, наоборот, он даже любил его, «там, где температура будет максимально холодной, как говорил отец, сейчас куда безопаснее. » Хотя, нет, сейчас было опасно везде. И на их островке, и на полузатопленных материках – в любой точке Земли, куда дошагал человек. И даже там, где его, возможно, не было.
Алан приготовился спрыгнуть вниз и вытащить из-за камня ещё одну, четвертую раковину, как резкий зуд заставил остановить движения. Глаза устремились вниз, на локоть, у основания которого расплывалась красная клякса. Она ужасно чесалась и была чуть похожа на прыщ. Стиснув зубы и стараясь не думать о точке, мальчик продолжил собирать морские дары в виде водорослей, а после побежал к дому.
Спустя несколько часов боль должна бы была притупиться, но она как на зло лишь усилилась. Нехорошее предчувствие пробрало Рипмана-младшего. И он с горечью принял свою судьбу. Всё же три «убедительных» примера от его братьев-сестёр не внушали особого вдохновения. И Алан не удивился. Он только кивнул, пробормотал что-то неясное и, не сказав ничего отцу, отправился в свою маленькую тесную, заваленную всевозможным хламом комнатку. Здесь было уютно и безопасно, и намного привычнее что ли.
Ночь вся прошла в смятении, мысли не давали покоя. Он закрывался от них подушкой, но не было никакого эффекта. Шишка, ещё утром бывшая небольшим прыщиком, по-прежнему сильно чесалась. Она очень быстро увеличивалась в размерах и примерно через неделю стала размером с ягоду. Красноватый цвет спал, и зуд постепенно заменился другим, странным чувством. Это было что-то вроде лёгкого холода, который усиливался, когда мальчик находился в доме один; если был рядом с людьми – чувствовал тепло. Не более нескольких минут длились оба его состояния, и всегда после он чувствовал прилив сил.
«Перед смертью происходит немного другое. Люди слабеют, вянут, а я…» – Алан пытался расценить болезнь, исходя из известных ему данных, но ни одна существующая и известная хворь не описывала ничего подобного. Радовало только то, что накануне гибели ни брат, ни его сёстры не испытывали ничего подобного. «Значит, это другое. А хуже или лучше – пока вопрос. »
Ничто не скрылось от пристальных глаз профессора. Отец заметил, что сын его чуть изменился. Он стал почти всегда улыбаться или грустить, если находился один. Казалось бы, не самые «страшные» симптомы, но для человека, знающего своё дело, странным казалось всё. Подозрительность могла вызвать даже радость, малейшая перемена эмоций. Малейшая и незначительная. Именно из-за этих страхов с первого же дня «изменений» за Аланом начали наблюдать. Лукаш и его жена, каждый искал что-то, о чём боялся сказать и подумать, наблюдал, боялся и в тоже время «хотел» увидеть, ведь новый, никому неизвестный вирус был ещё опаснее и всегда уносил невиданное количество жертв.
Лукаш писал в дневнике, что сын стал очень активен, намного активнее, чем прежде, и раньше такого не было. И, разумеется, он не знал, что послужило причиной, а когда поднялась небольшая температура, и вовсе забил тревогу. Не важно, что вчера мальчишка решил в тайне отправиться к океану и искупался в грязной холодной воде, это – не больше, чем совпадение. И Лукаш убедил жену в таком же ходе событий.
Состояние стало резко ухудшаться. Температура сопровождалась слабостью. Неизвестно откуда взявшиеся силы точно смыло волной. От них ничего не осталось. Мальчик начал слабеть, и постепенно появились симптомы, которые уже получили название «предвестников детской смерти».
– Ты ведь знаешь, что может произойти…
– Так быстро… – едва слышно прошептала жена. – Не прошло и года, как забрали Винса, а теперь…
– Я так же, как ты, не могу допустить, чтобы мальчик! Но я!..
– Поклянись, что он выживет! Сделай, изобрети что-нибудь! – Мейделин билась в рыданиях и дни, и ночи напролёт повторяла: – Сколько осталось ему? Дней? Часов? Понимаешь, я хочу знать это…
– И я… Но если бы я только мог…
Этот тихий разговор, случившийся в соседней комнате, разумеется, слышал и Алан. Он понимал всё и не считал себя достойным сказок о «стране, куда улетают больные дети». Он знал, что такое смерть – жизнь заставила рано осмыслить это. В смерти не было ничего сказочного, там – лишь одна пустота.
Он не мог уснуть и напрасно закрывал глаза. Шишка на руке уже не чесалась, но изредка пульсировала и заставляла заострить на себя внимание, опустить глаза и проверить, как она там? Не стала ли больше, не покраснела? Вот только она не менялась. Остановилась в своём развитии, покрылась коричневой корочкой и затвердела. Чувствовались лишь ощущения, а больше совсем ничего. Без симптомов. Без боли. Наступило затишье. И температура очень быстро прошла. «Получается, это, действительно, совпадение, и так подействовала на организм холодная вода. А ничего удивительно! Отец зря разводил панику. Как всегда, он только так и умеет…»
…Алану исполнилось уже 14, но внешне он почти не менялся. Был всё тем же смазливым и юным, незнакомые люди называли его ребёнком. Удивительно, но после той «непонятной» температуры он больше ничем не болел. Даже самыми обыкновенными болезнями, вроде насморка. Вообще ни чем. Ни разу. Болезни обходили мимо. Мать и отец радовались, в тайне переживая за сына, ведь до «здорового возраста» оставалось ещё пару лет. Меньше, чем прежде, и меньше с каждым последующим днём, но всё равно не неделя и даже не месяц. Минимум, целый год. Учитывая, что самому старшему умершему, Кемпелу Перрону из Австралии (по статистике), было 16 лет, значит, остался не год, а целых два года. И их надо было переждать, а после вздохнуть с облегчением.
Или задержать дыхание и снова предаться страху. Именно так поступил Лукаш и Мейделин, когда Алан случайно не одёрнул рубашку, и те увидели на локте его шишку. Начали спрашивать, изучать, замучили парня расспросами. А что мог ответить он? Что знал? И откуда? Пару лет назад он сам задавался таким вопросом, потом перестал, понял, ответ не найти. Да и ради чего? Если шишка не стала источником смерти, значит, с ней можно жить.
***
Странная радость в один миг так же поразила профессора. Лукаш Рипман ощутил в себе силы, а после закружилась голова. Врач списал это на начало какого-то недуга и угадал, но только частично. За головокружением последовала температура. «Организм борется с инородным включением, » – так было названо это состояние, если бы Рипман стоял напротив больного ребёнка и ставил ему свой диагноз.
…На его ноге появилось красное пятно. Оно сначала чесалось, после перестало как-либо ощущаться. Это было точно такое же пятно, как у Алана. Различалось только местом, не более, а «симптомы» были такие же.
«Должно быть, нас поразила какая-то странная новая болезнь. Я не знаю на данный момент, что это может быть…» И с такими словами Лукаш занялся новыми исследованиями. Он пытался понять природу, делал соскобы и постоянно сдавал анализы. Удивительно, но ни один показатель в организме не выявлял таинственного «сожителя». Ни один орган не сбивался со своей функции. Организм был здоров. Удивительно, но новообразование совсем не причиняло вреда. «Только вот так не бывает, не может такого быть. Должно, хоть что-нибудь. Другой вопрос – что? И как? И когда оно проявится, в чем проявится? Какой инкубационный период будет у этой заразы? Можно ли будет вылечиться, когда появятся симптомы болезни? Или тогда – умирать? »
Профессор пребывал сегодня в скверном настроении. Его холодный кабинет, насквозь пронизанный солёным морским ветром, был пропитан печалью и сизыми ранними сумерками. Океанический берег, видимый из окна кабинета, был сегодня спокоен. Волны, на редкость, не бушевали, не окрашивались в чёрный цвет, не готовились к шторму. Это случалось редко, довольно редко. Выглядело, как хороший знак. А ведь в последнее время почти не осталось нормальной комфортной погоды. С неба либо постоянно шёл дождь, и ледяные ветра пронизывали хрупкие домики; либо серые облака застилали горизонт и погружали жителей в сумерки, в любом случае природа вторила тому прискорбно-грустному настроению, которое царило в мире. В этом не раз уже замечалась связь.
Чайки, сидящие на прибрежных камнях, прыгали с лапы на лапу и протяжно кричали о чём-то, их песнь напоминала людям о горе, которое унесло сотни детей. О войнах, начавшихся из-за переселений и перенаселения, о битвах за последние продукты, за территорию. И что теперь? Что осталось после всего этого? Горстка жителей, разбросанных по разным городам и островам. И те злые и разобщённые, с презрением относящиеся друг к другу. Однажды замеченное хорошее отношение скорее было исключением из правила, чем им самим. Изувеченная природа, поддавшаяся страшным катаклизмам. А ещё? Бухта, изуродованная огромным количеством кораблей, полузатопленных, поржавевших. Плавать на таких нельзя. Опустевшие, засыпанные землёй или полуразрушенные дома. Брошенные разбитые, заросшие травой машины. Разворованные кладбища. Свалки электроприборов. Мусорные острова в океане и в каждом море… Что ещё? И этого вполне достаточно для кошмара, для смерти, захвативший в объятия мир. Для конца, который уже наступил в середине XXVI века.
Правительства стран, которые боролись с голодом, недостатком продуктов питания путём ограничения рождаемости, не редко совершали и страшные преступления, различными способами уничтожая «лишних» людей. Неопробированные вакцинаци, фальсифицированные лекарства, искусственная еда помогали им в этом деле.
Профессор думал, что он сможет разгадать секрет своего сына и пытался всячески доказать это себе, но так и не смог... Каждая попытка оказывалась ложной, таинственный «орган» на самом деле не приносил никакого вреда.
Он вспоминал всё странное, что было когда-либо в жизни Алана, но и это не помогло с ответом. Правда Лукаш вспоминал, как когда-то, он гулял с женой, и они нашли небольшой грот. Тогда океан был загрязнён не настолько, и можно было купаться, особенно не боясь за себя. На коже не вырастет чешуя, не появится покраснение или ещё что-то. Сейчас же другое время – ровно наоборот – и этим не удивишь.
Ещё в начале века (не этого, XXV) люди с сомнением относились ко всякого рода прогрессу, а теперь, после бесчисленных технических войн, голода и «того, что сейчас происходит», купаться вообще нельзя. Питаться морскими продуктами тоже опасно, вот только альтернативы нет. Генные модификации окончились плачевными результатами ещё в XXI. Поэтому либо голодай, либо ешь мутированные водоросли и ракушки. Третьего нет. Животные почти вымерли. Ферм не осталось давно. И даже искусственная еда от Государства кончилась в прошлом десятилетии.
Сейчас – нет, а раньше было. И тогда, в те, как сейчас говорят, счастливые и «чистые» времена, Мейделин любила бегать босиком по пляжу, купаться в тёплых волнах… Профессор понял, что отвлёкся, но после вернулся к началу своего повествования. Ещё будучи беременной Аланом, женой точно овладело какое-то странное наваждение – она чаще, чем когда бы то ни было, ходила к берегу и купалась в зелёных лагунах. Её почему-то тянуло туда, точно сама природа диктовала: «Послушай! Впитай меня! » и женщина нежилась в синих горячих волнах, и какие-то удивительные вещества передавались матери и ребёнку.
Алан так же тянулся к воде, но особенно в последние годы, это усилилось после «последней» болезни и порой доходило до абсурда – он мог провести на берегу целый день, не есть и не пить, но выглядеть на удивление здоровым. Вероятно, солёный воздух насыщал его лучше любой еды, а вода, одно её присутствие, внушала вдохновенье и силы. Профессор не мог объяснить такое и молча качал головой. Он мог помочь (или только пожелать) чужим людям, попытаться, а то и найти причину болезни, вылечить, иногда совершить «чудо», но что происходило с собственным отпрыском, понять он не мог никак. Шишка, выросшая на руке Алана и ноге профессора, загоняла в безыдейный тупик.
Такая же шишка вскоре выросла у жены, её заметил профессор и у мальчишек, с которыми дружил Алан. «Надо немедленно отделить его от общества! Пусть заболели мы, но это наша семья. Наше дело. Нельзя, чтобы заразились другие, но уже… поздно!.. Надо не допустить инфицирования остальных. Оградить хотя бы тех, кого можно. » Это звучало смешно, если знать о крошечном населении острова, ведь его составляла семья Рипмана и семьи других исследователей, и ещё буквально несколько десятков людей – детей совсем мало. Алан, его друзья и несколько парней-подростков. Кажется, ещё одна девчонка нелюдимого старика Уоттерла. Условия позволяли проследить за каждым, внимательно изучить симптомы. И именно это решил провести Лукаш Рипман.
Его исследования оправдались уже через год. Странное наваждение точно накрыло город. Непонятные шишки, которые могли вырасти в любом месте, передавались путём прикосновений. От шишки к шишке. Заражение гарантировано.
Никто не болел, снизился уровень смертности, вскоре упал совсем. Даже старики стали отмечать это, пожимая плечами и молча радуясь небесам, голубому, внезапно просветлевшему небу, первым «новым» недавно заплывшим рыбам, восставшим из пепла растениям.
В это будет сложно поверить, но природа, наградив своей странной «меткой», смилостивилась и уберегла от смерти всех, кто остался в живых. Редкие туристы, как по старинке называли приехавших на остров исследователей, так же пополняли ряды и развозили «заразу» по свету.
Ещё через пару лет все, кому удастся выжить, составят «новое» население. Осталось всего чуть-чуть… И тогда будет видно.
***
– Что же получается тут? Люди стали здоровее и даже перестали употреблять препараты, без которых ранее относительно здоровое состояние было здесь невозможно? Перестали быть злыми, начали помогать друг другу. Не все, но некоторые, их ведь стало больше сейчас. У каждого появился орган «разума», изменивший их души и тела, заставивший «омолодить» старые изношенные клетки, ведь так?
Профессор нехотя согласился.
– Получается. Не знаю, с чем столкнулись мы, вот не знаю, но это точно следует изучить и не в таких стремительных темпах. Поговорить с коллегами из других лабораторий, поразмыслить… Надо!..
– Лукаш, других кроме нас нет!
– На этом острове, но не в самом Государстве!
– Даже если так, на материках нет этого феномена. С ним столкнулись лишь мы.
– Не забудь, что оно заразно. Теперь есть. И там. Везде. Я сам лично видел исследователей из Токио… Обрати внимание на симптомы – они напоминают обыкновенное головокружение или тошноту и почти всегда сопровождаются температурой. Тоже видим мы, когда, делая прививку, вводим в организм инородные вещества. Это иммунологическая реакция. Но на что? Мы приспособились. Мы побороли что-то. Благодаря этому выжили.
– Победили, профессор.
– Можно сказать, и так. А кто спас нас?
– Сама природа…
Химик с вопросительным видом смотрел на своего товарища.
– Итак, мы имеем, – задумавшись, начал он, – более неуязвимого и здорового человека.
– Так.
– Это позволит нам быть более выносливыми и не меняться под действием времени. А это позволит нам… всем…
– Жить дольше… долго… и обрести бессмертие? – неожиданно прошептал химик. Его слова раздались по лаборатории быстро и заставили смолкнуть каждого.
– Получается… да. Не знаю, как ещё назвать это.
Люди ещё не могли осмыслить, понять и принять внезапно пришедшее откровение. По радио и телевидению долго звучала весть, люди слушали её, кто-то не верил, но все они, выжившие в безумных переменах, не могли отрицать то, что добились спасения свыше. Кто-то спас их. Или что-то спасло. Теперь всё закончилось. Другое дело – на сколько? И какие беды может принести это, казалось бы, желанное наслаждение под названием «вечная жизнь?.. »
Если природа захочет, она оставит нас. Сделает бессмертными или ещё какими-нибудь. Если она придумает хоть одну цель, для осуществления которой будет необходим человек, люди останутся. Нет – погибнут все, до единого. Природа встала на сторону людей, значит, такая причина нашлась, какая она? Как скоро удастся узнать? Удастся ли? Как угадать её мысли, можно ли как-то исправить? Снова и снова вопрос. Но посланное нею благословение – это и есть шанс, надежда, новая жизнь… Нельзя повторить снова то, чего удалось избежать! Это будет противоречить смыслу. Надо жить и беречь природу, надо любить её и… Кто знает, какие ещё сюрпризы она может подарить человечеству?
***
…Этот день был куда более солнечным, небо казалось высоким и ярким. Алан даже залюбовался. Возмужавший и радостный, он вновь шёл к любимой стихии. Прозрачные капли воды уже издали приветствовали его холодком. Лёгкие и игрвые волны расступались, увидев юношу, и были сегодня добры.
Пальцы ощутили прохладу. Прозрачность окутала стопы. Нежность и вдохновение тут же озарили Алана, и он, улыбаясь, сделал на встречу шаг. Бросился в объятия океана, как рыба, быстрыми движениями преодолел несколько метров, набрал побольше воздуха, стал рассматривать дно и вынырнул, ощутив под собою опору. Большой валун с водорослями едва ли касался воздуха, он был скрыт под волнами, и потому со стороны, наверное, чудилось, будто юноша стоит на воде. Впрочем, он был бы рад и такому. Стихия сводила с ума.
Сделав ещё несколько погружений, Алан выдохнул, лихорадочно вобрал в себя воздух, снова пустился в пучину. Его зоркие глаза, выглядывающие из-под маски мелкими горящими точками, внезапно выискали что-то очень странное, тотчас приковавшее внимание к себе. Плавающий знал, там – довольно-таки глубоко. Метров 20, может, чуть меньше. Ещё никогда он не погружался так, но сегодня может попробовать. Радость открытия позволяла открыть новые горизонты. И сегодня оно случилось.
От солёной воды или от возбуждения, шишка на руке напомнила о себе лёгким жжением. Оно было похоже на прежний зуд, но всё же немного иное. Непонятное чувство усилило желание, через мгновение Алан исчез. Он двигался быстро, отталкивал руками толстые толщи воды. И вдруг замер, в мозгу точно пронеслась мысль, и он понял, всё понял: и жжение, и тягу к воде. На короткий миг парень вспомнил всю свою недолгую жизнь, и изо рта невольно вырвались пузырьки воздуха. То, что увидел он, ставило точку в данной истории. И объясняло всё. Коралл! Непонятный, новый, ранее здесь незамеченный. Точно такого же цвета и структуры, как орган, спасший остаток людей. И здесь было много немало. Целые островки. Невдалеке – ещё один и ещё…
Юноша резко дёрнул руками и поплыл по откуда-то взявшемуся течению. Оно несло его, уже почти потерявшего весь запах воздуха, к берегу, резко сворачивало к камням.
«Унесёт ещё сильнее, кинет и разобьёт! И отец никогда не узнает открытия!.. »
Однако Алан был ещё жив. Любовь к воде научила его выносливости, парень мог долго задерживать дыхание и плавать, расслабившись, потому что так куда проще.
Возбуждение не давало нужного ощущения. Руки двигались лихорадочно. Изо рта продолжали выскакивать крошечные пузыри. Течение стало ещё сильней и буквально за несколько мгновений забросило Алана в пещеру. Потом вынесло на поверхность – в маленький неприметный грот посреди зеленоватой лагуны.
Парень округлил глаза, лихорадочно хватая воздух, оглядываясь и пытаясь осмыслить случившееся, он вдруг узнал место, куда так часто ходили отец и мать. То самое место, где 17 лет назад искупалась беременная жена профессора. То самое место, изменившее всю жизнь людей.
***
Не прошло и нескольких лет, как в дневнике Лукаша Рипмана появилась большая заметка. Он писал об исследовании, которые провёл с сыном. Про воду, взятую из грота, кораллы и «новых» бессмертных людей. По сути о гениальной случайности, которой суждено было бы быть неразгаданной, если бы не ещё одна счастливая случайность и всепоглощающая любовь Алана к бескрайним водным просторам.
Выдержка гласила следующее: «Антиген, выработанный кораллом, вызвал не только пролиферацию и дифференцировку Т- и В-лимфоцитов, но и образования новых клеток, объединяющих в себе все звенья клеточного и гуморального иммунитета, и именно эти клетки обнаружены у всех людей, у кого были замечены кожные выросты. Ранее неизвестные науке клетки, похожие по своей морфологии и структуре на громадные пролимфоциты, в основном встречающиеся в костном мозге, получили название «бивита». Известно, что Т-лимфоциты – «киллеры», Т-лимфоциты – супрессоры подавляют иммунный ответ, Т-лимфоциты – хелперы интегрируют иммунный ответ путём кооперации с В-лимфоцитам, в результате выработки антител. Клетки лимфоциты бивита обладают одинаковыми антигенными рецепторами главного комплекса гисто совместимости организма.
При исследовании клеток бивита обнаружено, что основную роль в иммунном ответе берут на себя лимфоциты – бивита, которые, как вилочка к розетке, подключились и к Т- и к В-лимфоцитам, объединив оба их действия, не давая клеткам – «убийцам» полностью убивать здоровые клетки и вызывая в здоровых клетках непрерывную цель биохимических изменений, способствующих вечной жизни.
Ясно, что местом выработки бивита, являются кожные «шишки», которые вначале появлялись у больных в первичной стадии заболевания. Эти шишки образуются в результате взаимодействия белка интерферона с попадающим в организм вирусом. Именно благодаря наличию клеток бивита, сдерживающих и стимулирующих рост и пролиферацию Т- и В-лимфоцитов, подавилось размножение смертельного вируса у детей, и одновременно усилился фагоцитоз. Кроме этого в крови отмечается повышение особых белковых веществ – лекгинов, обладающих митогенной активностью…»
Статья была довольно большой и вполне претендовала на то, чтобы осветить последнее достижение человечества. Её написал Рипман второпях, но теперь, расслабившись, он вчитывался в корявые строки и понимал, как оказался прав. В голове профессора снова пронеслась мысль, что чудесное событие по сути – большая случайность. Вследствие борьбы за выживание появились новые клетки иммунной системы, которые не только подавили смертельное заболевание детей, но и открыли путь к самому настоящему бессмертию.
Отныне у человека клетки не погибали, как те же эритроциты, а, активизированные бивитами, могут существовать вечно, так же, как живёт океан, изо дня в день встречая на пути что-то новое… Как круговорот воды в природе, возвращаясь к своим истокам и не прерывая путь, так будет длиться жизнь человека. И изменения эти нам подарила она, природа. Не зря, наверное, говорят, что мы её дети. В ней всё взаимосвязано и взаимоопределено, теперь и у нас. Таков путь эволюционного прогресса в биологическом и социальном плане. При помощи кораллового антигена природа «включила» людей в непрерывную цепь жизни. У «нового» человечества кроме групп крови по системе AB0 (4 группы крови) и Rh – фактора, появилась новая общая субстанция крови – бивита, у всех одинаковая. Именно она, по всей видимости, внесёт изменения в физиологию и социологию людей, всех народов и наций. Клеткам бивита суждено стать той панацеей, которая объединит землян, ставших теперь братьями и сёстрами по крови; по пути к взаимопониманию, взаимопомощи, мирному сосуществованию. Не будет больше войн и кровопролитий, только стремление к взаимоуважению и миру между государствами, народами, людьми. А до перенаселения ещё так далеко, людей на Земле осталось ничтожно мало… Предоставим решение этого вопроса самой Природе, пусть она решит всё, за нас, как сделала это на сей раз.
Как же много великих открытий ещё предстоит узнать человеку! Много, я верю. Я хочу, чтобы они были. И знаю, будут они. Будет много великих открытий. Природа полна тайн! И мы с вами, пожалуй, самая главная.
Севастополь, июль-август 2018 г.
