Всё было серым и неприметным. Деревья, люди, дома, — словом, весь город. Изо дня в день они утопали в дождях — серебристые потоки сливались в одну непроходимую стену и не имели ни конца, ни края. И все, кто жили здесь, так же не имели ни единого лучика света, были жестоки и строги во всём, что их окружало. Ненавидели и укоряли тех, у кого оставались последнее чувства, будь то дружка, забота или доброта, а, особенно — любовь. Её ненавидели здесь все, и влюблённость каралась жестоко — их просто убивали. Созывали весь народ и начинали это душераздирающее зрелище.
Так случилось и с ним. Маленьким пареньком, не умеющим дать отпор всему городу. Они загнали его в угол и поклялись, что при следующей встрече разорвут в клочья.
Он рыдал из-за любви, из-за того, что не мог ни встреться с любимой, ни даже обмолвиться о ней — так уж было принято. И никто не понимал его — родители, так само жестокие, ярые представители города, жестоко издевались над ним, упрекали и смеялись, а, между тем, серебристые слёзы не могли длиться так же вечно, как и дождь.
На улице его отталкивали даже сверстники. Собственно, на ровне со всеми. Бывшие друзья, одноклассники, — абсолютно все. Всегда.
Так и в этот день они ударили его больно по спине, заставив издать жуткий стон. Повалили наземь и ушли, громко смеясь и скрывшись в мокром горизонте. Недолго лежал он, раненный, — боль давала о себе знать и напоминала о себе каждую секунду.
Весь вечер он пролежал в своей комнате, нежно прижимая руки к груди, и старался скрыть ими то теплое свечение, что рвалось наружу из-под промокшей одежды. Кожа точно треснула, и теперь оно было совершенно беззащитно перед окружающим миром.
Он скрывал свет как только мог, надевал на себя ещё одну куртку и закутывался шарфом в несколько слоёв. Дрожал от холодного ветра, что рвался из щелей дома и судорожно дышал. Родители шныряли перед ним, но пока так и не заметили света. Однажды мать подошла слишком близко, но, к счастью, иные обстоятельства отвлекли её.
А он по-прежнему продолжал дрожать. От боли и холода, и тоски. Он понимал, что обречён и что теперь ему незачем жить, но смерть и сама чувствовала грядущую встречу.
Парень лихорадочно пытался закрыть бледными ладонями рану, скрыть свет, что рвался из его души и противоречил всему миру, но не мог — свечение тускнело, и руки, которые он некогда грел этим прикосновением, начинали коченеть.
Наконец, он в последний раз взглянул на мир и, глубоко и горько вздохнув, накрыв дрожащее тело прозрачным одеялом, тщетно пытался согреться.
Свечение сделалось ярче, в последний раз напомнив о былом тепле, и погружённый в полудрему парень медленно откинул назад голову и закрыл глаза.
Его путь оборвался в этом мире и, по-хорошему, не должен был и начинаться. Никогда.
Севастополь, зима 2015 - 2016 г.
