Она смотрела на себя в зеркало, рассматривала морщины и черточки. Старый глаз уже не так хорошо подмечал всё, но видел ещё достаточно ясно. Тяжёлую дубовую раму, блестящую, как серебро, поверхность зеркального озера. Уставшие руки, что касались холодной глади, повидавшей слишком много всего за эти последние годы.
Зеркало… Сколько ему? Больше, чем ей, а ей уже также немало. Старуха водила по стеклу руками, снова разглядывала лицо, она как будто бы желала одним движением стереть с себя сетку морщин, как будто те были всего лишь пеной, набежавшей на берег моря. Водила руками и – не могла. Поверхность не становилась чётче, только наоборот, мутнела, к ней приклеивались частички оседающей пыли, которой, к слову, было всегда достаточно много.
В комнате было всё старым – зеркало, шкафы и обои. Когда-то давно-давно оно выглядело ярким, красивым, в нём струилась жизнь, но теперь… Скрипучие дверцы открывались с трудом, иные уже отвалились. Обои порвались и выцвели, мелкий ярко синий горошек превратился в подобие бирюзы. Кое-где в стенах появились трещины, и холодный и юркий ветер забегал туда по ночам, особенно, когда бушевала непогода и дождь барабанил в окно. А она все также стояла где-нибудь в уголочке, смотрела старые фотографии или думала о жизни и смерти…
Старушка жила одна. Ни мужа, ни детей, как-то все разбежались. Разъехались, разлетелись без вести. Она просила писать по чаще, но они не писали вообще. Живы ли, как живут? Ничего не знала старушка. Не была в состояние разузнать и тем более найти их сама. Изредка выползала на улицу, общалась с другими старушками, а дома читала книги. Много перечитала за годы, сразу и не сосчитать; каждый раз, беря в руки крохотный томик, чувствовала его, как живого, и за это так сильно любила. Каждый раз смахивала сухую слезу, переворачивая листы новой драмы, сочувствовала, сожалела героям, ставила на их место себя…
Но даже больше, чем книги, любила она старое зеркало. Оно досталось ещё от прабабушки и много всего повидало. Пережило войну и много лихих моментов. А после обосновалось здесь, в этом тихом забытом домике.
Оно висело так, что на него всё время падали солнечные лучи, загоралось с рассветом, будило, взывало к жизни и отражало закат, когда тот показывался в природе. Отражало весну и зиму, и птичек, что чирикали за окном. На миг, когда ветер стихал, и была, к примеру, тёплая августовская погода, оно казалось застывшим, недвижимым, как фотография. Уже начинающие рыжеть листочки приклеивались к блестящей поверхности, невесомые ватные облака висели, грозя пролиться дождём. Серебро становилось тяжёлым, блекло, а рама как будто чернела. Большие пылинки и тёмные пятнышки грязи представлялись на миг первыми каплями. Вот они, одна и другая, уже успели пролиться с неба, и скоро хлынет стеною дождь, и смоет, разобьёт зеркало!
Дожди повторялись, а затем повторялись тихие спокойные дни, когда солнышко, цветы или люди отражались в ровной поверхности. Эти дни также были похожи один на другой, и старушка, любуясь ими, как бы вспоминала ушедшие годы. Вот, в 80-каком-то здесь проходила какая-то пара. В 90-каком-то она снова была здесь и спустя ещё 5-10 лет как будто бы появлялась снова – пара, погода, природа... Иногда цвела пышно сирень, иногда бушевали грозы, и молнии так само напоминали предыдущие молнии, отражённые здесь в прошлый раз. Они как будто бы возвращались, зеркало запоминало и повторяло события. Дни менялись на календаре, а в серебристой поверхности повторялись предыдущие кадры…
И всё же случались дни, когда зеркало было немного другим, когда оно не грустило, не вздыхало вместе с хозяйкой и как вроде бы подбадривало её, смеялось солнышком и блестело. Оно заставляло так или иначе обратить на себя внимание, бросить хотя бы случайный взгляд, привести в порядок белые волосы или поправить пальто. А ещё оно заставляло увидеть то, что обычно пряталось за недвижной зеркальной поверхностью.
Молодость. Ушедшая и невозвратимая молодость. Время, когда всё было хорошо, весело, когда казалось, что всё впереди, а смерть – это глупая шутка. Тогда и волосы были темней, и серые глаза – голубыми. И губы не дрожали, боясь прошептать слова, а смеялись и улыбались прохожим, улыбались почти что всем…
Она нарочно опускала тяжёлые веки и делала вид, что не видела этой картины. Память сделала своё дело. Воспоминание, действительно, притупилось, убавилось ярких красок, стало как-то темно и пусто. Осталась только старуха, что жила в своей каморке, читала и много спала, осталась только реальность, лишённая красок и молодости.
Но что-то там всё же осталось. Единственное, последнее, то, что не успело ещё погибнуть, засохнув среди пыли и однообразия. Старушка видела лицо молоденькой девушки, даже девочки, очень похожей на неё, но всё же немного другой. Вспоминала ли в тот момент свою юность? Нет, даже о том не думала. Просто видела среди морщин этот крохотный вздёрнутый носик, розовые щёчки и задорный живой блеск в глазах. Она видела себя? Нет. Понимала это, но одновременно с тем хотела быть немножко неправой.
Эта юная особа, одетая в лёгкое платьице, не она это была, её внучка. Ту, которую ни разу не видела, но знала, чувствовала как-то: та есть. Старое доброе зеркало показывало то, что в тайне шептало сердце. «Дружочек мой, - говорила она, обращаясь и к зеркалу, и к отражению. – Ты ли, моя красавица, моя кровиночка? Ты ли та, кто я думаю? Ты – всё моё отражение, точно такая, как я…» Снова касалась руками поверхности, гладила её, рассматривала, точно целовала руками. Снова думала, что жизнь уже позади. А что останется в будущем, что передаст она внукам? Себя. Своё отражение. Частичку умений, генов и внешность. Ведь дети – и есть отражение. И однажды, они также увидят в серебре не себя…
…Её не будет уж скоро, а зеркало продолжит существовать. Показывать каждый день новый день, рассвет и закат, и однажды, случайным коротким мгновением в нём отразится тоже лицо, та же женщина или девушка, девочка, что так сама бежала от реальности, закрывалась в тени прошлых дней, таила в себе всё и прятала это, как будто бы даже и от себя, скрывала свою реальность от будущего… Но зеркало покажет ей правду… И прошлое, и будущее, и настоящее. Оно не умеет врать, так как умеют лишь люди…
Севастополь, 16 мая 2019, 361
